Трансмутация [СИ] - Алла Белолипецкая

— О, да! — Она улыбнулась, но, должно быть, улыбкой ужасающей, потому как её посетитель даже на миг отшатнулся от неё. — Я помню, что было после того, как я очнулась. Очнулась в первый раз — вышла из комы. То есть, тогда я еще не понимала, что пробыла в коме восемь лет. И пыталась открыть глаза, заговорить, пошевелить хотя бы пальцем — безуспешно, конечно. Зато я всё слышала — что говорили люди рядом со мной. И как они называли меня: полено. Никаких романтических глупостей вроде — безликих.

Воцарилось молчание, длившееся не меньше минуты. Но, наконец, блондин чуть встряхнул головой, потер левую бровь и спросил:

— А ты понимаешь, кто я?

И на сей раз она ответила без раздумий:

— Конечно. Ты — Фил. Филипп Рябов, мой муж. Точнее, им ты был раньше. Я помню этот твой жест — как ты трешь бровь, хоть на ней уже и в помине нет того старого шрама! И твоя походка — уже когда ты шел по коридору, мне показались знакомыми твои шаги. Ты всегда ходил так легко!

— Ну, в последние-то девять лет я ходил не особенно легко, — заметил её посетитель.

3

«А каково было бы мне ходить по земле, если бы я знал, что испытывают безликие после экстракции, — подумал Фил. — Маша только потому и протянула столько лет, что была в коме — и не стремилась всё это время к смерти, как другие».

— Зато тогда, по дюнам, ты шел так, словно у тебя под ногами не песок, а паркет, — сказала возвращенная Марья Петровна Рябова, и он снова потянулся тереть левую бровь.

Тогда, в 2077-м, Филипп Рябов никак не ожидал, что его жена пригласит поехать с ними на взморье Настасью и её одноклассника — Ивара Озолса. Фил уже вывел их семейный электрокар из гаража, когда увидел эту улыбающуюся парочку: свою дочку и её школьного друга. Которого, к тому же, сопровождала его мама, Татьяна Павловна. Если б ни её присутствие, то Фил уж как-нибудь сумел бы отбояриться от такого сопровождения — двоих девятилетних детей. Он знал, что жена должна поехать с ним, и тут уж ничего сделать было нельзя. Но дети — это было, как если бы он собственноручно сдал своему деловому партнеру козырного туза.

Партнер не доверял ни Филу, ни его учителю — профессору Королеву. Потому-то и потребовал, чтобы при передаче присутствовала Маша — как гарантия того, что они с профессором в последний момент не взбрыкнут, не надумают отказаться от сделки. Но и сам Фил этому человеку ни в малейшей степени не доверял. Потому-то и положил в багажник своего электрокара баул, в который запрятал винтовку с оптическим прицелом. И сообщил об этом Петру Сергеевичу Королеву — тот во время предстоящей встречи должен был держаться на расстоянии. Как говаривали когда-то — стоять на стрёме.

И что, спрашивается, должен был делать Фил, когда Татьяна Павловна подвела к его электрокару своего сына? Сказать: ведите его обратно, домой? Так рисковать он не мог. Он и без того рисковал сверх всякой меры все последние десять лет — прошедшие в тех пор, как он женился на дочке своего учителя и перебрался из Евразийской конфедерации сюда, в Ригу. И даже Маша, его жена, не ведала о том, что всё это время Филипп Рябов продолжал состоять на службе в одной из тех евразийских структур, куда сотрудников рекрутируют один раз и на всю жизнь.

Один только Петр Сергеевич был в курсе — потому-то и согласился ввязаться в эту историю. Он был его учителем не только на поприще науки. Мало кто знал, что и сам Королев участвовал когда-то в проектах — скажем так, двойного назначения. И уж Королев-то точно знал, что будет, если власти Балтсоюза разоблачат их — и его самого, много лет назад формально порвавшего все связи с Евразийской конфедерацией, и для его зятя, всё еще остававшегося её гражданином. Обвинение в шпионаже в пользу пугающей всех до чертиков сверхдержавы — после такого свою Настасью они смогли бы увидеть только тогда, когда у той собственные дети окончили бы школу. Им всем — всей их семье — нужно было исчезнуть, спрятаться от всех: и от осведомленных друзей, и от неосведомленных (пока) врагов.

— Хорошо, — кивнул Фил, поглядев на Татьяну Павловну, — усаживайте наших гимназистов на заднее сиденье. Нам уже пора отъезжать.

Вот так и вышло, что на взморье они прибыли вчетвером. И Филу едва удалось отослать детей подальше — под предлогом сбора янтаря.

— Почему ты меня не предупредил заранее? — возмутилась тогда Маша — после того, как он поведал ей, для чего на самом деле позвал её в эту поездку. — И как же Настасья с Иваром?

— Мы должны, — сказал ей Фил, — решить все вопросы с тем человеком раньше, чем дети вернутся.

И тут он увидел их идущими по берегу вместе: профессора Королева и своего так называемого делового партнера — Михаила Дмитриевича Молодцова. Того самого, который совсем недавно организовывал визит в Ригу двоих основателей великой корпорации «Перерождение»: своего сына Дениса и его друга, гения биоинженерии и генетики Максима Берестова. Фил так и застыл — только что рот не разинул — при виде Королева. А тот как ни в чем не бывало поздоровался с ним за руку и заявил:

— Я надеюсь, Филипп, ты проследишь за тем, чтобы нашей с Михаилом Дмитриевичем встрече никто не помешал?

И он указал взглядом в сторону дюн, за которыми располагалась стоянка личного транспорта. Та, на которой Фил оставил свою машину — со спрятанной в багажнике страховкой.

Правду сказать: он заколебался тогда. Уж очень сильно ему не хотелось оставлять Машу с этими двумя. Да, один из них был — её собственный отец. Но второй-то оказался не пойми, кем. В лучшем случае — жадной тварью. Ведь он уже в течение года сливал им с профессором информацию о корпорации своего сына — обо всех её исследованиях. И Фил очень сильно сомневался, что Денис Молодцов пришел бы в восторг, если бы об этом проведал.

Однако тесть кивнул ему, дескать: всё будет в порядке. И Фил, глянув перед уходом на жену, быстро зашагал прочь — той самой легкой походкой. Уж конечно, вряд ли бы ему шагалось так легко, знай он, что свою жену — в таком её облике — он не увидит уже больше никогда.

Он занял позицию с хорошим обзором — благодаря оптике своей винтовки.